ФЕНОМЕН ТРАНСГРАНИЧЬЯ
Опубликовано в кн.
Трансграничье в изменяющемся мире:
Россия- Китай-Монголия. Материалы международной научно-практической конф. 16-20
окт. 2006. С.109-113.
Трансграничье — регион, объединяющий приграничные области двух и более государств в условиях тесного многостороннего взаимодействия. Строго говоря, трансграничье — ровесник эпохи национальных государств, поскольку до нее внешние границы империй были подвижны, нередко размыты или вовсе отсутствовали. Фактически огромные зоны, на которых осуществлялось взаимодействие между малыми и сконцентрированными цивилизационными центрами, такими как Египет, Месопотамия и Греческий мир; Восточный и Западный Рим, Западная Европа, Литва, Московия, Персия, арабские халифаты, Китай, Северная Индия, Тибет, Япония, Корея и т.д., могут считаться прото-трансграничьем. Эти обширные пространства резко сокращались по мере проведения, укрепления и контроля за границами со стороны государств.
Далеко не все комплексы приграничных областей могут сейчас считаться трансграничьем. Активному взаимодействию препятствуют географические условия (горы и пустыни), жесткая этническая враждебность или слишком большой разрыв в уровне развития и богатства (арабы и евреи, греки и турки, индусы и пакистанцы, мексиканцы и американцы, азербайджанцы и армяне, с недавнего времени — сербы и албанцы-косовары, русские и эстонцы и т.д.). В остальных случаях трансграничные регионы достаточно динамично развиваются.
Предельный случай особо долгого, активного и успешного развития трансграничья, в силу особых географических и социокультурных условий захватившего целиком почти все страны большого региона — это современная европейская интеграция. Главными трансграничьями в средневековой и нововременной Европе были Северная Италия и Швейцария (между Испанией, Францией, Венецией, Австрией и германским миром), Нидерланды и Бельгия (между Испанией, Францией, Британией и германским миром), Эльзас и Лотарингия (между Францией и германским миром). Одновременно это были главные поля европейских битв и территории особо активных экономических и культурных обменов. Битвы в Западной Европе ушли в прошлое, вероятно, надолго, а области активного обмена и сотрудничества распространились на весь регион, что привело даже к политической интеграции и фактическому стиранию внутренних границ.
Сведение взаимодействий в трансграничье только к экономическим и культурным обменам — благонамеренное, но неоправданное простодушие. Поскольку речь идет о территориях, значимых для обмена и уже поэтому ценных, всегда на первом месте стояли вопросы контроля над этими территориями. Соответственно из прошлого, настоящего и, увы, из будущего не вычеркнуть сугубо военные, насильственные взаимодействия (набеги, малые и большие войны, завоевания, карательные рейды вплоть до геноцида) и геополитические взаимодействия (аннексии, перенос границ, смена сфер влияния, установление особых режимов и т.д.).
Границы — это почти всегда окраины (слишком опасно иметь столицу вблизи от возможной концентрации военных сил противника), причем окраины, заселенные менее плотно, чем центральные области. Соответственно, трансграничья — это в большинстве случаев территории за пределами хартлендов, т.е. областей, плотно заселенных представителями главной этнополитической общности.
Хартленды в истории завоевываются исключительно редко, зато окраинные регионы постоянно переходят из рук в руки. Эта особенность лежит в основе известной метафоры В.Цимбурского[1] о геополитических «твердых платформах», или «материках» ( Западная Европа, Россия, Турция, Иран, Индия, Китай, Япония) и огромной области «проливов» между ними, которые в Евразии объединены в т.н. «Великий Лимитроф»: Карелия и Финляндия, Центральная Европа, Балканы, Крым, Кавказ, Тянь-Шань, Памир, Тибет, Средняя Азия, Алтай, Монголия, Бурятия, Дальний Восток и Корея.
Редкие глубокие военные прорывы (французы и немцы доходили до Москвы, русские — до Парижа и Берлина) в конце концов оборачиваются дележом частей Лимитрофа — прежде всего, значимых регионов трансграничья. Особую геополитическую подвижность (чтобы не сказать текучесть) трансграничья нужно непременно учитывать, чему обычно препятствует наивная вера в вечность межгосударственных границ, вежливая политкорректность, особенно, с иностранцами, и благонамеренное гуманитарное простодушие.
Стержневой вопрос геополитики — кому принадлежит и в чью сторону будет сдвигаться военно-политический контроль над территорией. Благодаря обобщающим концепциям А.Стинчкомба[2] и Р.Коллинза[3] известны основные факторы, усиливающие уязвимость по отношению к одним державам и ослабляющие ее — к другим. Ключевые факторы просты: 1) структура заселенности всех территорий потенциально конкурирующих держав, 2) богатство населения как рассматриваемой области (например, Забайкальского Трансграничья России, Монголии и Китая, далее просто Трансграничья), так остальных областей, откуда будут поступать ресурсы в случае конфликта, наконец, 3) расстояния от этих производящих областей, скорость и стоимость доставки грузов.
Скромно отказавшись от авантюрных прожектов расширения российского влияния на заграничные окраины Китая, могущие потребовать суверенитета в случае кризиса Поднебесной (крайне маловероятного), поставим понятную задачу выявить условия сохранения имеющихся границ России в этом районе.
С точки зрения геополитической теории взаимные заверения государственных лидеров о вечной дружбе, любые дипломатические договоры (и уж тем более гуманитарные международные конференции) стоят немного. Что значимо, так это динамика изменения вышеуказанных переменных: где растет население и богатство, а где убывает, сокращаются или нет расстояния до ведущих производящих областей, как по разные стороны границы развивается транспортная инфраструктура.
Фактически здесь кратко сформулирована задача эмпирического ретроспективного исследования такой динамики, например, для Трансграничья за последние 15-20 лет с тактом в пятилетку. Для принятия серьезных решений нужны подкрепленные данными эмпирические исследования, но многое является очевидным как местному населению, так и далеким наблюдателям: китайцы на российской территории селятся, а русские на китайской — нет, русские уезжают с Востока на Запад, а все больше китайцев живут на севере своей страны, где быстрыми темпами растут города и производственные мощности. Приграничная сеть автомобильных и железных дорог на китайской территории представляется уже гораздо более плотной и быстрее растущей, чем на российской.
Все это не повод для паники и уж конечно не для закрытия границ и изоляционизма, но для серьезной тревоги и вдумчивой геополитической экспертизы любых решений, которые затрагивают указанные факторы. Например, крайне опасным, чтобы не сказать безответственным и рваческим, было решение отдать китайцам обширные таежные области на условиях долговременной (50 лет) аренды. За этот срок вырастет второе и появится третье поколение китайцев, формально граждан Китая, но обжившихся на новой земле. Их, похоже, никто не будет принудительно русифицировать. Через 50 лет они уже никуда не захотят перемещаться и, разумеется, будут рассчитывать на поддержку своей могучей родины, в государственную идеологию которой вполне официально входит мирное и постепенное расселение китайцев по всему миру, прежде всего, в приграничном зарубежье.
Можно ли если не обернуть вспять, то хотя бы затормозить и остановить негативную динамику изменения геополитических факторов? Поставим вопрос более точно. При каких условиях российское население и богатство в Трансграничье и соседних регионах будет расти паритетно с ростом населения и богатства китайского? Что послужит реальным стимулом и поддержкой для массированного развития транспортной инфраструктуры на российской стороне?
Время голой идеологической пропаганды и ударных комсомольских строек прошло. Культурная и экологическая привлекательность этого красивого, но довольно сурового и отдаленного края, мягко говоря, невелика. Соответственно, следует рассчитывать только на экономические и геоэкономические, возможно, геополитические интересы различных групп населения и организованных сил.
Очевидным важным актором в местной геополитике является Монголия, просто в силу своего месторасположения. Кроме того, монголы не склонны к внешнему расселению, также испытывают экономическое и демографическое давление Китая, еще помнят о дружбе с русскими и имеют обширную полупустую территорию. Есть все основания, чтобы превратить Монголию в долговременного и надежного союзника, чему мешают только великодержавные амбиции нынешнего кремлевского руководства, которому подавай «дружбу» с великими. Российско-монгольские дороги и линии коммуникаций, дочерние российские предприятия на монгольской территории, глубокое военно-техническое сотрудничество, обучение на льготных условиях монгольской молодежи в российских вузах, создание центров русского языка и культуры в Монголии — все это могло бы превратить эту страну в дополнительный фактор стабильности и партнера по проведению российских интересов в регионе.
Из дальних сил, могущих проявить интерес к региону, укажем на самые очевидные и могучие: Объединенную Европу, Японию и США.
По мере своего становления как единого актора мировой политики Объединенная Европа непременно будет распространять свои интересы вовне, отчасти союзничая, отчасти соперничая с Америкой. Если в Мировом океане конкурировать со Штатами почти безнадежно, то на обширных пространствах Евразии — вполне возможно. Вопрос не только в том, где ожидается экономическая отдача, но также в том, где ждут и куда приглашают.
Быстро развивающиеся районы северного Китая, большие дешевые трудовые ресурсы, технологический и энергетический голод, растущий класс потребителей, природные богатства Восточной Сибири и Монголии вполне могут быть интересны для Европы. Роль России в том, чтобы предоставить европейцам здесь наиболее благоприятные возможности, более того — стать проводником европейских интересов в данном регионе. Союз с Европой невозможно переоценить, а опасность европейской экспансии здесь (в отличие от Калининградского анклава или Карелии) полностью отсутствует.
Мощные транспортные коммуникации из Западной Европы в Забайкалье и на Дальний Восток по российской территории и дочерние европейские предприятия (пусть с китайской рабочей силой, но с европейско-российским менеджментом) — вот первостепенные геополитические факторы целостности российской территории перед лицом опасных вызовов.[4]
США и Япония также могут всерьез заинтересоваться Трансграничьем, первые — для роста своего присутствия рядом с растущим глобальным конкурентом — Китаем, вторая — для мирного повтора прежнего триумфального, но затем провалившегося завоевания Манчжурии. Для организации здесь своих рынков сбыта американцам и японцам нужны инфраструктура и транспортные артерии. Задача России в том, чтобы эти проекты послужили развитию именно российских территорий. Очевидно, что долговременное присутствие европейских, американских и японских интересов на российской стороне Трансграничья будет реальным стабилизирующим фактором, на многие порядки превосходящим любые мирные заверения и договоры.
Для современной России соперничать с Китаем по параметрам народонаселения весьма трудно, но не безнадежно. Выручить может русскоязычное население новых стран Средней Азии, возможно, Украины, Молдавии, Кавказа, если оказать им поддержку для переселения, дать возможность строить жилье, реальную перспективу занятости и профессионального роста. Сейчас это представляется малоосуществимым, но в комплексе с созданием транспортной и промышленной инфраструктуры, соединяющей Трансграничье с Европой и Тихоокеанским побережьем — вполне реальным.
Остается вопрос роста богатства, точнее, среднедушевого дохода населения как важного геополитического фактора. Нынешняя схема взаимодействия, разумеется, крайне грубая и упрощенная — это обмен российского леса и других ресурсов, а также бюджетных денег (в конечном счете – тех же нефтяных и газовых) на китайский ширпотреб. Прорыв наступит только тогда, когда мы будем предлагать китайцам продукцию более глубокой переработки. В производстве ширпотреба за китайцами не угнаться (и не только нам). Зато для производства ширпотреба кроме рабочих рук нужны полуфабрикаты, энергия, станки, технологические линии. Это как раз то, что в союзе с европейцами и с помощью мигрантов из Ближнего Зарубежья вполне могла бы производить и поставлять Россия, причем, прежде всего — на своей части Трансграничья.
Так, начав с геополитики, мы естественным образом захватили и геоэкономику. Негоже будет не сказать ни слова и о геокультуре. Комплекс неполноценности «далекой сибирской глубинки» нужно оставить в прошлом. Достойная и весьма перспективная позиция, с которой следует вести диалог в Трансграничье — это быть форпостом великой русской и великой европейской культуры. Именно быть, а не казаться, а отсюда и требования к культурному, научному и образовательному уровню.
[1] Цымбурский В.Л.Циклы похищения Европы. (Большое примечание к «Острову Россия» // Иное. Хрестоматия нового российского самосознания. М., 1995.
[2] Стинчкомб А. Геополитические понятия и военная уязвимость // Война и геополитика. Альманах «Время мира» вып.3. Новосибирск, 2003.
[3] Коллинз Р. Предсказание в
макросоциологии: случай Советского коллапса // Время мира. 1998. Вып.1.
[4] См. подробнее: Розов Н.С.
Национальная идея как императив разума: Эскиз геоэкономической и
социокультурной стратегии России для XXI века // Вопр. филос., 1997, 10.