В 2005 году Евгений Мездриков закончил историческое отделение гуманитарного факультета НГУ. Но делом жизни стала другая специальность — журналистика. Сначала корреспондент, потом редактор, теперь — редакционный директор «Тайги.инфо». Как так получилось и какую роль в этом сыграл университет — в нашем интервью.
— Каким студентом вы были?
— В плане успеваемости — выше среднего, красного диплома у меня не было, но и не хулиганил, деньги у студентов не отбирал. Мы довольно весело проводили время в разговорах. Варили в советском металлическом чайнике пельмени, потом мыли, варили в нем же глинтвейн и вот за этими занятиями обсуждали судьбы страны. Первый экзамен я сдал на тройку, это была археология. Это было ужасно. Я действительно слабо в ней ориентировался, это была первая пара по понедельникам, преподаватель был прекрасный ученый, но совершенно негодный лектор. В общем, и я, и родители, все расстроились. Помню, я звонил из телефонного автомата из НГУ маме, отсчитывая минуты, сколько еще можно потянуть и не говорить — но нельзя же не говорить. Это была моя единственная тройка в университете.
— Назовите 3 главных вещи, которым научила вас студенческая жизнь.
— Во-первых, она научила меня тому, что твое окружение, люди, с которыми ты общаешься, формируют тебя и довольно надолго. Если б у меня не было друзей-однокурсников и более старших, с которыми мы обсуждали правильные вещи, то, возможно, толку от образования бы не было, потому что, по большому счету, в школе каких-то точных знаний, дат я получил больше, чем в университете. Но в университете как говорят — «Мы не сделаем вас умнее», и действительно не сделали, но научили думать.
Второе, чему меня научили в университете, — это то, что понимание причинно-следственных связей, интерпретация событий в науке, в жизни, в работе — важнее, чем перечислять хронологию дат условно. Я помню, как мы зубрили на память 300 дат типа «основание пыскорского медеплавильного завода». Понятно, что чисто механически это не имеет сейчас никакого смысла, потому что ты всегда можешь залезть в интернет. С другой стороны, это воспитание некой структуры памяти, теперь я понимаю, но тогда я просто выл.
И еще я осознал многообразие страны, потому что у нас были ребята из всех национальных республик, Камчатки, Иркутской области. Я тогда узнал очень много всего о том, как люди живут за Уралом и в Средней Азии. Времена тогда были страшнее, чем сейчас — голодные, бандитские, особенно об этом говорили ребята из Восточной Сибири. Впервые я увидел и понял, как выглядят якуты, буряты. Это мне помогло и когда я начал в Тайге.инфо работать: ориентировался в регионах Сибири.
— Кто из однокурсников оставил самые яркие воспоминания о себе?
— Из тех, с кем мы и сейчас продолжаем общаться — это Дима Холявченко, который теперь кандидат в мэры Новосибирска, хотя в 99-ом году никто бы не сказал. Большой парень, как казалось, несуразный, с математическим складом ума — не в том смысле, что он хорошо считал, а в том, что тогда в нем была Википедия. Численность Нарьян-Мара в 1940 г его спроси — он скажет. Доходило до того, что когда преподаватели рассказывали что-то про географию Сибири, он поправлял прямо на ходу. Вот такой он был — слегка занудный, на Винни Пуха чуть-чуть похож, но довольно интересный.
Ну, вот Леша Пронин. Он сейчас работает в краеведческом музее, филиал в военном городке. Он был полная противоположность Димы: из элитной 10 Гимназии, весь такой правильный, статный блондин, победитель олимпиад, увлекающийся военной историей, отличник. Производил совершенно другое впечатление.
Был мой товарищ старинный, которого я давно не видел, он живет в Якутии, откуда и приехал — Женя Таюрский. Совершенно тихий, незаметный, улыбчивый, что во многом отличало его от других ребят из республик, потому что у многих была горячая кровь, а он ее скрывал. Мы с ним общались, дружили немножко, а потом случилось самое серьезное испытание в жизни мужчины в плане совместного проживания, кроме женитьбы. У нас после первого курса была обязательная археологическая экспедиция. Так получилось, что мы жили с ним в одной палатке на протяжении 40 дней. И мне очень повезло с ним: спокойный, чистоплотный, плюс у нас с ним были примерно одинаковые политические взгляды, а тогда это было очень важно, это обсуждалось — страна на переломе, как же так. Почему-то большинство археологов, с кем я встречался, сталинисты. Возможно, потому что они изучают более древнюю историю, и они такие имперского мышления ребята. И мы с ними спорили у костра, спорили, потом понимали, что это бесполезно, и шли в палатку.
Был Паша Барков — совершенно нездешнего вида парень. Он пришел на первое сентября в таком элегантном шарфе, чуть ли не в шляпе. Вообще представлял из себя вид независимого породистого интеллектуала питерского склада. И самое интересное, что после первого или второго курса он уехал от нас в Питер и до сих пор там живет.
И еще Костя Пономарев — мы с ним учились в одном классе, а потом в НГУ. Он потом работал в НГС.Новости и преподавал в университете.
— Повлиял ли университет на развитие ваших политических взглядов?
— Нет. К счастью, мне кажется, мы попали в одно из самых свободных времен, когда нам никто особо никаких установок не давал. Другое дело, что у нас были яркие группировки по интересам: были ребята патриотической направленности; мы занимались во всяких программах фонда Сороса, понятно, что мы были заклятыми либералами; какие-то монархисты были — прямо в форме белой гвардии ходил у нас один товарищ странноватый. У меня и компания была примерно таких же взглядов, так что они не сильно эволюционировали. Я просто начал больше понимать, потому что мы учили всякие истории политических партий, учений, просвещения.
— Боялись ли вы кого-то из преподавателей?
— Боялся показаться тупым перед личностями. Мы застали легендарного Михаила Иосифовича Рижского. Это был величайший знаток библии. Он преподавал у нас на первом курсе, курил папиросы и читал нам историю древних мировых религий. И, конечно, еще Лев Фадеевич Лисс, который недавно скончался. Это тоже человек старой школы, очень спокойный, но мог так посмотреть, что мало не покажется. На его лекции я старался ходить, хотя все равно недостаточно много, чтобы получить то, что он мог дать. Ну и на экзаменах он себя так вел, что ты не хотел облажаться.
— Понимали ли вы сразу после выпуска из НГУ, чем хотите заниматься и какую журналистику «делать»?
— Это трагикомичная история для меня. Так случилось, что тогда в медиа, да как и сейчас, работало много выпускников истфака НГУ, потому что, как я говорил, это образование формирует определенный тип мышления, который позволяет работать с фактами. А время было голодное, поэтому многие выпускники начала 90-х шли подрабатывать в газету. И вот их там было и сейчас остается — Валерий Лавский, Владимир Кузменкин, Андрей Жирнов, Ерлан Байжанов, да там одних однокурсников 93-го года несколько человек. Где им было вербовать себе молодых корреспондентов? Как раз Андрей Жирнов, работая на телеканале НТН-4, попросил свою жену, которая была ученицей моего научрука, посоветовать кого-нибудь из студентов поработать. Они формировали новую службу новостей, и ему нужен был человек, который по паркетам ездит, условно говоря, и какие-то политические сюжеты снимает. Ну, вот посоветовали меня. Я после второго курса прихожу на «башню» на левом берегу, там базировалось НТН-4, и хожу — маленький мальчик с большими глазами. И в первый же день, когда я пришел, были съемки программы с Михаилом Горбачевым. Я такой рот открыл, сел, у меня как раз диплом был по концу 80-ых. Какое-то время я постажировался в новостях, снимал какую-то пургу вроде соревнований водителей троллейбусов, полная чушь и главное — «В основном пугает то, как паршиво написано». Параллельно я работал администратором во всяких программах, приносил чай, кофе, иногда за водкой бегал. У нас был ранжир гостей: кто попроще — можно водочки, кто покруче — можно коньяка. Так что всем этим я занимался с лета 2002 г, поэтому после окончания университета я уже знал, кем буду работать и что у меня нет выбора, собственно говоря.
— Легко ли управлять региональным СМИ, находясь за пределами Новосибирской области?
— Тут надо оговориться: что такое управлять? Когда стало понятно, что я переезжаю в Петербург, я сразу сказал, что быть главным редактором СМИ, находясь в другом городе, а особенно с разницей во времени, невозможно. Поэтому сразу решили, что я остаюсь в роли непонятно кого (я долго придумывал, как это называется), и занимаюсь развитием, стратегическими вопросами, другими проектами нашей компании, но оперативное управление — на главном редакторе.
— Говорят, что в России слабая региональная журналистика, но Тайга.инфо доказывает обратное и пользуется уважением сообщества. Как удается держать планку качества?
— Я бы вообще поспорил, что в России плохая региональная журналистика. Ей приходится стараться, чтобы быть неплохой. Я был в марте на конференции, где было много региональных и федеральных медиа одновременно. Наши федеральные коллеги, которым приходится искать корреспондентов в регионах, говорят, что тяжело найти хорошего, но есть замечательные. Вот, например, Рита Логинова — она по уровню, на мой взгляд, лучше многих федеральных, которые про общество пишут, и не только я так считаю. Другое дело вызовы — низкие зарплаты, ограниченное количество СМИ, в которых интересно работать и часто писать не о чем. Понятно, что тяжело: мы вынуждены искать финансирование, чтобы удерживать людей, потому что это главное. Ты воспитываешь человека — он уезжает, ты воспитываешь — он уезжает. Тайге.инфо в этом смысле и повезло, и не повезло. У нас были такие крутые авторы, которые сейчас работают в ключевых СМИ. В одной только «Медузе» два «выпускника». С другой стороны, повезло, что мы работаем в таком составе много лет, и у нас уже опытные ребята. Сохранить костяк опытного коллектива — это первое. Второе — нужно искать молодых талантливых ребят и их интегрировать. Сейчас искать не приходится, они сами приходят. Понятно, что рано или поздно их придется тоже отпускать.
Не всегда виноваты журналисты. Есть куча изданий, медиа, откуда приходят ребята с практики и говорят: «Захотелось убежать оттуда на второй день». Они там не создадут ничего такого, что могло бы привлечь чье-то внимание, даже если они способные журналисты. Многим СМИ не нужна качественная журналистика. Высокая себестоимость: если мы говорим о каком-то подготовленном тексте, а не новости, то это время, компетенции, деньги. Хотя Тайга.инфо не может предложить самые высокие зарплаты на рынке, мы предлагаем людям развиваться, «плюшки» же должны какие-то быть: а) возможность ездить на учебу, в пресс-туры; б) возможность работать на федералов, если это нужно, и зарабатывать дополнительно. Это дает возможность людям как-то поддерживать интерес к своей работе.
— Независимость СМИ часто выходит боком. Вы, судя по всему, угроз от властей не боитесь. А чувствуете ли вы, что боятся вас, вашей работы, вашей редакции?
— Ну, я бы не сказал, что я вообще не боюсь. Страх — это нормальное чувство. Вопрос, кто кого контролирует: ты — страх или страх — тебя. Мы абсолютно точно чувствуем, что они нас боятся, именно поэтому все, собственно, и происходит. Они нас боятся, ненавидят порой, но читают же все равно. Особенно какие-нибудь начальники средней руки, потому что про них прочитает их начальство и так далее. Силовики боятся, потому что теперь уже стало понятно, что из интернета не удалишь. Если они удалят что-то с какого-то сайта, это останется в кэше; если они по суду информацию удалят, все равно можно будет найти. Это универсальный ключик. Плюс ко всему, мы когда-то были нишевым изданием. Сейчас такого уже нельзя сказать, потому что у нас, тьфу-тьфу-тьфу, будет ежемесячно миллион уников. Это позволяет нам выходить на более широкую аудиторию, а чем шире аудитория, чем больше влияние, тем больше боязни. Но я бы не сказал, что это ключевая задача, чтобы кто-то боялся. Ключевая задача, чтобы мы рассказывали о каких-то важных темах.
— До 2011 г вы работали на ГТРК Новосибирск. Помог ли вам этот опыт в Тайге.инфо или это слишком полярные вещи?
— Это, конечно, не полярные вещи, особенно учитывая современные медиа. Это помогло. Во-первых, на ГТРК я был выпускающим редактором, и этот опыт помог стать главным редактором, потому что я работал с коллективом, вычитывал тексты, руководил выпуском. Во-вторых, это помогло, потому что придя в Тайгу.инфо, я начал развивать все мультимедийные направления. Наш видеограф Кирилл Канин тоже работал на телевидении. Мы с ним пересекались в университете, на телевидении, потом встретились здесь. И вот, мы начали ездить. У нас был партнер очень крутой, «Русгидро». Это было как раз сразу после аварии на Саяно-Шушенской ГЭС, которую Тайга.инфо очень активно освещала. Он ездил с фотоаппаратом. Там был «Первый канал», «Россия» и Кирилл. Это было очень круто, а для меня привычно. Момент триумфа Кирилла Канина — когда он свою съемку слил для «России 1». Тогда это казалось круто, сейчас уже нет. Потом мы стали снимать программы, сейчас их можно назвать видео-подкастами. Мы развивали канал на Ютубе и, наверное, были первыми из сайтов, кто делал видео.
— Многие журналисты, долго работая в политическом направлении, перегорают или отчаиваются и уходят в сферы «Вне повестки». Как не потерять надежду и продуктивно выполнять свою работу?
— Я не знаю, как не потерять надежду, на самом деле. По большому счету, особенно на федеральном уровне в какой-то момент стало бессмысленно освещать политику, потому что это, за редким исключением, ретрансляция каких-то бредовых законов, потому что нет этой политики, собственно говоря, нет никакой конкуренции, она вся находится в одном здании. Как не отчаяться, когда там нечего освещать. В регионах немного попроще. Понятно, что это все местечковое, но какие-то здесь еще клинья есть. Я из старой школы, привык к инсайдам, к тому, что со спикером нужно выпить в бане, чтобы он тебе что-то рассказал. Сейчас ребята помоложе уже так не работают, и такого освещения политики уже нет, редко где его встретишь в медиа. Через год будут выборы в Горсовет, там, думаю, будет, о чем писать. Но интересно это тем же людям, которые участвуют в этом. Это плохо, потому что никто опять не придет на выборы, а жить с этими людьми придется. Универсального рецепта нет, я прекрасно понимаю, почему люди в федеральных изданиях уходят из политических отделов.
— Есть ли в России свобода слова?
— Ну, есть в каком-то смысле, но пространство для него с каждым годом сужается и сужается. Условно говоря, ты стоишь в комнате и разговариваешь, вокруг тебя стены сжимаются, и свобода этого твоего слова дальше не распространяется. Каждые полгода, а то и чаще, мы видим, как последовательно и для интернет-компаний в целом, и для пользователей, и для СМИ, свобода слова скукоживается. Пока она еще жива, но уже задыхается.
Полина Шляпужникова