Ученая НГУ рассказала, как пережить самоизоляцию

— Во время эпидемии коронавируса на нас каждый день сваливаются десятки тревожных новостей. Людям с какими психологическими особенностями, отклонениями справляться с ними наиболее тяжело? Как не поддаваться панике? 
 
— Тяжело приходится людям тревожным, тем, кто плохо переносит ситуации неопределенности. Пандемия характеризуется прежде всего непредсказуемостью: как дальше будет развиваться распространение вируса, что произойдет с возможностями оказания медицинской помощи, как развернется экономическая ситуация? Что случится с работой, доступностью разных услуг (детских садов, групп продленного дня), возможностью свободного передвижения, общения? В таких условиях много рисков, трудно что-то планировать. Тем, кто организует свою жизнь, контролируя все ее аспекты, придется сложно. С другой стороны, именно им будет проще переключиться на новые меры контроля, что позволит снизить тревожность, — соблюдение правил гигиены, коммуникации и так далее.
 
Трудно приходится и людям протестным, воспринимающим ситуацию как ограничение личной свободы. Так, всё время появляются сообщения, авторы которых пытаются опровергнуть серьезность пандемии или привести доказательства того, что она вымышленна. Этот защитный механизм психики называют отрицанием — убедить себя, что проблемы не существует, и тем самым снять нервное напряжение. Он эффективнее при столкновении с неприятностями небольшого уровня, когда действительно можно ожидать, что всё пройдет само. Сейчас гораздо продуктивнее видеть в предпринимаемых мерах не ограничение личной свободы, а осознавать их значимость для контроля ситуации в целом. Свобода — не снаружи человека, она внутри. Мы постоянно сталкиваемся со внешними ее ограничениями, важно в любой ситуации найти тот ее смысл, который работает на удовлетворение собственных потребностей. 
 
Серьезные негативные переживания испытывают многие из тех, чьи планы оказались нарушены: отменены зарубежные поездки, отдых, какие-то значимые мероприятия, например свадьба. Эмоциональное состояние ухудшается, когда происходит фиксация, застревание на планируемом и нереализованном событии, финансовой потере, связанной с ним; также может идти обобщение, в целом разрушаться образ будущего — «а дальше будет еще хуже», «это никогда не состоится». Здесь очень важно гибко переключиться на другие задачи, сформировать новый образ будущего, отложить, но не отменить навсегда для себя то, что действительно имеет большую личностную значимость. 
 
— Что происходит с человеком во время длительного вынужденного затворничества? Какие эмоции он испытывает, какие гормоны в этом участвуют?
 
— В такой ситуации оказываются не удовлетворены прежде всего две потребности — в коммуникации и в новизне, в новых впечатлениях. Важно, что речь идет именно о вынужденном поведении. Так-то все мы периодически испытываем необходимость в уединении, снижении активности; нужен и отдых, и пауза на время болезней, и хочется заняться каким-то своим делом — чтобы никто не мешал. Кто-то в принципе готов сидеть дома большую часть времени, имеет низкую потребность в общении за пределами ближайшего круга и в новых впечатлениях. Но если есть такие потребности, то ограничение общения и активного времяпровождения может приводить к повышению депрессивных проявлений (снижению настроения, активности), раздражительности. 
 
Общение, как сейчас предполагают, тесно связано с выделением окситоцина; новизна, впечатления — это прежде всего дофаминергическая система. Снижение этих гормонов сопровождается увеличением кортизола и других кортикостероидов, то есть будет наблюдаться некоторый уровень стрессовых реакций.
 
Нужно помнить, что человек не просто биологическое существо, работа нашей психики включает систему смыслов (какое значение для нас имеют разные ситуации, почему они и зачем, что прогнозируем относительно их развития), установки. Если свои действия воспринимать как полезные, необходимые, сохранять разумный оптимизм, то деятельность корковых структур будет регулировать работу лимбической системы таким образом, что негативные последствия временного неудовлетворения некоторых потребностей будут снижаться. И наоборот, если ситуация будет восприниматься как насильственная, разрушительная, безвыходная — это приведет к усилению состояния стресса.
 
Есть отличная книга, которая до сих пор является бестселлером: «Психолог в концлагере» Виктора Франкла. Там идет разговор о смыслах, о роли их для человека в сложной ситуации, когда действия по ее глобальному изменению сильно ограничены, но локально остаются возможны и необходимы.

— Может ли общение по телефону, скайпу заменить живое общение? Или мы чего-то недополучаем (в том числе и в гормональном плане)? 

— На физическом, в том числе и гормональном, уровне — да, недополучаем. В непосредственном общении есть много сигналов, помимо визуальных и аудиальных, которые приводят (если это общение нам приятно) к выработке гормонов, связанных со спокойным, уравновешенным состоянием, с удовольствием. Дофамин, серотонин, окситоцин, эндогенные опиоиды… Даже конфликтное взаимодействие (если оно умеренно) является частью механизмов коммуникации, нормального функционирования в социуме.  
 
Дистанционные средства общения частично компенсируют недостаток непосредственного контакта, но не заменяют его. Проще тем, кто остается в контакте со своей семьей, где с отношениями всё в порядке. Когда в ситуации изоляции от широкого круга общения отношения внутри малой группы становятся конфликтными — это, с одной стороны, частый феномен, следствие самой изоляции на фоне изначально нормальных отношений. Дело в том, что человек — существо социальное и ориентирован на общение в довольно больших группах. Близкие могут оказаться невольными заложниками копящегося раздражения, недовольства жизнью. С другой стороны, частые конфликты в семье являются поводом задуматься об отношениях внутри нее. Возможно, они были нарушены и ранее, но это было не так заметно, чем-то компенсировалось — например, погружением в работу, общением с другими людьми по принципу «заткнуть дыру». 
 
Если вернуться к телефону, скайпу и другим дистанционным средствам связи, — они всё же выполняют важнейшие функции. Мы видим, слышим других людей, сохраняем связь с ними, знаем, что они есть, хорошо к нам относятся, готовы контактировать. Это помогает поддерживать хорошее настроение и активность.
 
— Сведения, которые сейчас имеет наука о психике человека в длительной изоляции, основаны на исследованиях для космоса? Изучалось ли как-то влияние затворничества на людей, которые сидят в тюрьме?
 
— Действительно, реализовывались модели пребывания в космосе и, допустим, на подводных лодках, в условиях Севера в малых группах. Есть самоотчеты людей, оказавшихся в таких условиях. Много подобных экспериментов проводили спелеологи. Но во всех этих случаях добавляются факторы, которых нет при изоляции дома: сложные условия быта, климата, темнота в пещере или во время полярной ночи и так далее. Есть также сведения о естественных, не запланированных экспериментах, — например, самоотчеты групп, которые прятались от преследования. Однако это тоже практически всегда подразумевает добавление фактора тяжелых бытовых условий. Поэтому то, что мы сейчас наблюдаем у людей при изоляции в их привычных квартирах, домах, которые они сами оборудовали тем, что им надо для жизни, будет во многом отличаться от данных вышеописанных экспериментов.
 
Ситуация с тюрьмой тоже является особенной. В этом случае человек нарушил закон (или другие так считают) — то есть присутствует наказание, отвержение обществом, отделение от остальных людей не только в физическом, но и в ценностном контексте. Происходит идентификация с особой группой — нарушителей закона, — подчинение своеобразным правилам и структуре этой группы, поиск своего места в ней. Разумеется, все это исследовалось. В текущей ситуации есть какие-то аналоги (например, правовые аспекты, соображения о том, что можно заразить других). Но всё же самоизоляция в целом резко отличается от случая тюремного заключения.
 
— Как наиболее безопасно для своей психики и отношений с близкими пережить время самоизоляции?
 
— Продолжать ориентироваться на свои потребности в новых условиях. Стараться избегать фиксации на препятствиях, сложностях, утратах, искать те пути, которые доступны для того, чтобы чувствовать себя хорошо. То же касается и взаимодействия с близкими. Если организовать свою жизнь удовлетворяющим образом и учесть их желания тоже, то отношениям этот сложный период пойдет на пользу.
 
Можно продолжать заполнять внутренний эфир на старый лад — избегать соприкосновения с самим собой с помощью компьютерных игр, переедания,ухода в навязчивые размышления. Но мне кажется, что время тишины — такой подарок, который хорошо было бы использовать себе во благо.
 
— Люди хотят использовать время карантина по максимуму: учить языки, заняться спортом, саморазвитием, ремонтом, налаживанием отношений с близкими. Но по факту у многих ничего не получается, накатывает апатия (и переживания по поводу того, что они проводят время недостаточно эффективно). Почему так происходит?
 
— С одной стороны, здесь встает вопрос, соответствуют ли заявленные цели актуальным потребностям. Учить языки, налаживать отношения с близкими людьми — это социально одобряемые мотивы, они предлагаются извне как «хорошие», о них принято говорить. Но важно ли это человеку сейчас? Тот, кто действительно хочет выучить иностранный язык, будет делать это ночью, после работы и учебы, в любую свободную минуту. А тот, кто планировал, но всё время откладывал, вероятно, имеет недостаточную внутреннюю мотивацию — и от того, что человек получил свободное время, она не станет сильнее. Сталкиваясь с тем, что заявляемые цели, на самом деле, неинтересны, формальны, человек чувствует разочарование, теряет силы. И это хороший опыт. Он позволяет обратиться к настоящим потребностям, задать себе вопрос: «А чего же я хочу на самом деле?» Возможно, что сейчас, в период самоизоляции, желаемое сделать невозможно, но зато ответ на этот вопрос позволяет наметить ориентиры на будущее.
 
Вторая проблема связана как раз с будущим. В нестабильный период жизни, когда привычные дела отменяются, планы рушатся, люди, не привыкшие жить в череде изменений, чувствуют потерю опоры, разрушение перспектив. Кажется, что текущая ситуация сохранится навсегда или станет хуже. Такое состояние влечет за собой депрессию, апатию. Человек думает: что толку делать ремонт, чему-то учиться, развивать себя, если будущего нет? И здесь встает важнейшая задача: восстановить перспективу будущего, но не как жесткий, неизменный конструкт (например, «во что бы то ни стало поеду на экскурсию в другую страну через месяц»), а как гибкий, перестраиваемый вариант. И это опять подразумевает обращение к своим внутренним потребностям более глубинного уровня. Поехать куда-то, сделать что-то конкретное — это путь, которой всегда может меняться. Одной и той же глубинной цели можно достичь разными способами.
 
— Можно ли будет назвать происходящее сейчас глобальным социальным экспериментом? Ведь в истории нечасто бывают случаи, когда целые страны сидят по домам (и неизвестно, были ли вообще).
 
— Думаю, да. Я уже говорила о том, что условия экспериментов с изоляцией были другими. Но, опять же, общая картина шире, чем просто ограничение коммуникации. Это и реакции на угрозу, на изменение прежнего уклада жизни. С точки зрения социальной психологии, психологии личности все эти аспекты интересны.
Материал подготовил: Наука в Сибири